— Девочки, ну что нам делать с этой «первородкой»? Плачет и плачет, а причину не говорит. Молоко ещё пропадёт. Баба Шура, может вы поговорите с ней?
Бабой Шурой все называли санитарку Александру Никитичну. Более тридцати лет проработала в роддоме, её все любили и уважали. Невысокая, полноватая женщина с добрыми глазами.
Работу свою любила и делала всё с душой. Семьи у неё не было. Был когда-то муж, но сбежал, после того как она родила больную девочку. Испугался.
У дочки было серьёзное заболевание сердца, неоперабельное. Шура очень любила её, баловала, готова была взяться за любую работу, чтобы дочка ни в чём не нуждалась.
Образования никакого не было, поэтому работала там, где оно не нужно было. Знакомая позвала в роддом санитаркой, она согласилась и так там и осталась.
К сожалению, дочки Ирочки не стало. Угасла на глазах в тринадцать лет. Шура с трудом оправилась, долго носила чёрный платок на голове, плакала каждый день. Все заметили, как сильно её состарило горе. Появились седые волосы, глубокие морщины залегли на её лице.
Стала дочка сниться часто, говорить, что плохо ей от материнских слёз, и Шура взяла себя в руки. Сняла платок, и начала хоть немного радоваться жизни.
С годами боль потери не ушла, но стало легче. Всю свою любовь и нежность дарила роженицам. Подбадривала, утешала, подкармливала. Доброта лучилась из её зелёных глаз.
— В какой палате она? Как зовут?
— В седьмой палате, Елизавета Николаева.
— Сейчас схожу…
Домыв полы, Шура помыла руки и отправилась в седьмую палату.
— Ну что, красавицы, справляетесь с малышами? Не озорничают ещё?
— Да когда как, баба Шура! — ответила Ольга, самая бойкая в палате.
— А Лиза кто тут?
— Я Лиза. А что случилось? — отозвалась худенькая молодая женщина. Шуру будто ударило током. Она была очень похожа на её дочь Иринку, только постарше. Такие же рыжие волосы, веснушки, и голубые глаза.
— Плачешь ты, вот что… Скажи, поделись, что случилось — то? Может совет какой дадим…
— А она никому не говорит, почему плачет! Мы сто раз спрашивали уже. Покормит дочку, и лежит, отвернувшись к стене, — снова ответила Ольга.
— Лизавета, а давай-ка выйдем на пару слов! Разговор есть.
Лиза нехотя встала с кровати, пригладила волосы, затянула потуже цветастый трикотажный халат и вышла в коридор вслед за Шурой.
— Садись вот на кушетку, и расскажи мне честно всё что на душе. Ты не смотри, что я простая санитарка. Через меня знаешь, сколько судеб прошло… И многие благодарили за советы и добрые слова.
— Да там и говорить нечего… Плохо всё…
— Муж бросил? Или ребёнок не от него? Я не баба Ванга, гадать не умею…
— Нет у меня мужа… Да и вообще, нет никого. Мать с отцом алкоголики были, погорели в хате. Я в училище поступила, а потом познакомилась с парнем, забеременела. Он испугался, говорит, врёшь ты всё, нагуляла где-то, а мне на шею повесить хочешь теперь ребёнка этого…
Аборт сделать не смогла. Не могу я так. Ведь это мой ребёнок…
Пришлось бросить учёбу. Жила у родного дядьки.
Как узнал, что ребёнок будет, выгнал меня с женой, у них самих трое детей, мне места нет. Да и злые они, жадные, за каждый кусок хлеба попрекали. Жила у знакомой недолго, она замуж вышла на днях, сказала, искать другое жильё…
И что делать, не знаю. Дура вот такая я несчастливая… И глупая, доверчивая. Головой не думала, речи сладкие говорил мне, а я и поверила, думала, любит, и предохранялись вроде, а всё равно забеременела…
Куда я теперь с дочкой пойду? Говорят, есть какой-то фонд, помогает молодым мамам, попавшим в трудную ситуацию. Может вы слышали что? Или жильё кто сдаёт недорого, у меня денег мало очень, что успела заработать, отложила.
Дочке на выписку пелёнку да конверт купила, а дальше как жить, не знаю…
И Лиза заплакала. Слёзы капали крупными каплями.
— На вот салфетку чистую, утрись. И правда ты горемычная… Поиграл с тобой и бросил кавалер. А ведь тоже, поганец, виноват.
Ничего, милая, ты справишься со всем. Молодая, здоровая, вон раньше в войну бабы растили детишек сами, и ничего.
Послушай, я живу одна, квартира просторная, хорошая, места хватит. Поживёшь пока у меня, а там видно будет. Ну не на улицу же ты пойдешь. Соглашайся, так как вариантов у тебя нет.
Лиза вытерла мокрые глаза салфеткой и с удивлением посмотрела на Шуру.
— Но вы ведь меня совсем не знаете! Привести домой постороннего человека с ребёнком… Зачем вам это нужно?
— Всё, что мне надо, вижу. А я разбираюсь в людях, поверь. Девка ты хорошая, я это чувствую. И искренне хочу помочь. Была у меня когда-то дочка, умерла, и я все годы живу одна. Мне будет радостно понянчить малышку, и помочь вам. А ещё… Ты так похожа на Иринку, мою дочку. Это будто знак свыше…
Короче, всё решено. После выписки едем ко мне. Оформишь пособия, какие — то хоть деньги будут. За жильё платить ничего не надо, помогать мне будешь по хозяйству, помыть там чего, прибрать. Ну что, согласна?
— Согласна, баба Шура…
— Ну вот и договорились. Иди в палату и не рыдай больше. Всё у тебя будет хорошо, милая, я знаю!
Лиза улыбнулась и обняла Шуру. Та сама чуть не расплакалась. Её так давно никто не обнимал…
В роддоме решение забрать к себе Лизу приняли неоднозначно. Кто-то пожимал плечами, мол, одинокая женщина, если хочет, почему нет. Кто-то крутил у виска.
— Баб Шур, ну вы её совсем не знаете! Может она непутевая какая, лапши навешала, а вы и поверили. Ну не бывает так, чтобы совсем никого не было у человека. Значит, такая хорошая, что ни родни, ни друзей. Ох, зачем оно вам надо? Обворует и смоется…
— Не переживай за меня, сама разберусь…
Выписали Лизу тихо и незаметно. Не было шаров, букетов и прочих атрибутов при выписке. У Шуры был выходной. Медсестра вручила дочку в конверте, пожелала счастья и здоровья.
— Ну всё, спасибо, милая, мы поедем уже. Настасья уже есть хочет, вон личико как кривит, сейчас орать начнёт.
Сели в такси и уехали в новую жизнь. Как для Шуры, так и для Лизы с Настей…
С этого дня бабу Шуру было не узнать. Глаза светились счастьем. Ведь она теперь не одна. Дома ждут Лизавета и Настасья, так она их называла.
В квартире стоял аромат маленького ребёнка, запах счастья… Сушились пелёнки, распашонки, вечером — купание в ванночке.
Баба Шура заранее купила всё необходимое, перед выпиской. Ей доставляло это искреннюю радость и удовольствие. Ведь она так и не узнала, каково это, быть мамой взрослой дочери, быть бабушкой…
А Лиза подарила ей такую возможность пережить эти прекрасные моменты. И пусть не родная, но она добрая, хорошая девушка, и тоже так нуждается в любви и ласке…
Вечером, искупав и уложив ребёнка спать, они подолгу сидели на кухне, пили чай и разговаривали. Шура вспоминала своё детство, молодость, Лиза рассказывала, как жила с родителями, как боролась за то, чтобы бросили пить.
Два одиноких и несчастных человека обрели друг друга. И стали такими нужными и родными…
Прошло несколько месяцев. Здоровье бабы Шуры стало подводить, давление скакало, болели ноги.
— Баба Шура, я тут узнала, что в магазин, который рядом с домом, требуется продавец. Работа два через два, зарплата побольше, чем у вас в роддоме. Может уходить пора с работы, а я пойду в магазин. У вас пенсия, хоть и небольшая, но хоть что-то, и я зарабатывать начну. А позже Настю в ясли отдам. Как думаете?
— Да тяжело мне работать, конечно, с Настасьей сидеть поприятнее будет. Наверное, так и сделаем, Лизавета. Пора на покой уже мне…
Провожали бабу Шуру с работы с почестями, говорили много добрых слов. И подарили конверт с деньгами.
На них она купила красивые платья Лизе, себе и Настеньке.
Выбирать помогала продавец в магазине.
Лиза, примерив платье, начала кружиться возле зеркала. Шура любовалась ею, и на миг показалось, что это её дочка, Ирочка, повзрослевшая…
— Спасибо большое, очень красивое платье! А теперь вы примерьте своё!
Шура забыла уже, когда в последний раз наряжалась. Обычная одежда — юбка, кофта, рубашка. А тут платье… И куда она в нём ходить будет?
— Вау, вам очень идёт! Такая красавица вы у нас, да, Настенька?
Шура не узнавала себя в зеркале. И когда успела состариться… Но платье ей действительно шло, зелёное, под цвет глаз, длинный рукав с пуговками, пояс, благородная дама прям, а не санитарка…
— Похороните меня в нём!
— Ну вот ещё, будете жить долго-долго, и в нём сходим в театр когда-нибудь. Договорились?
Шура кивнула. Хорошо бы в театр сходить, никогда не была…
Так пролетел год. Лиза работала в магазине, её повысили, прибавили зарплату. Несколько раз говорила, что может уйти на квартиру, но Шура категорически не хотела слушать.
Настя ходила в ясли, первое время болела часто, потом реже.
— Баба Шура… Тут такое дело… Шла я с Настей как-то в ясли, и увидела своего бывшего… Отца Насти. Он сразу понял, что это его дочь. Подошёл, мы поговорили. Он сказал, что раскаивается, что испугался тогда, и что хочет начать сначала. Я, естественно, отшила его, сказала, что он предатель и всё такое.
Но он настойчиво каждый день приходил в ясли, ждал меня возле ворот. Не знаю, как так случилось, но я простила его. Мы начали встречаться, он много гулял с дочкой, и даже познакомил нас с родителями. Те в восторге от внучки, и я вроде понравилась.
Мы решили сойтись… Всё-таки он отец ребёнка, ведёт себя достойно сейчас, вину осознал. У него своя квартира, работает, так что уйти есть куда…
— Ох, Лизавета, бросил раз, бросит и другой… Как можно верить этому обманщику? И что же я, одна совсем останусь? Как же я без внученьки, Настасьи, она меня баба называет…
На глаза Шуры навернулись слёзы. Вот и закончилось её счастье… Но, что поделаешь, жизнь продолжается, и надо Лизе устраивать своё счастье…
— Мы вас не бросим. Будем часто навещать. Ведь мы как родные стали уже… Я вам так благодарна, даже не представляете… Вы меня спасли тогда… Милая моя баба Шура…
Лиза познакомила её с Егором, отцом Насти. Молодой, красивый, разговорчивый. Не очень пришёлся по душе Шуре, но она видела, как горели счастьем глаза Лизы…
Свадьбы не было, просто расписались, Лиза не захотела.
На прощание, Лиза сходила с бабой Шурой в театр. Это был единственный раз, когда она надела то самое платье, с пуговками. Лиза сделала ей причёску, нанесла лёгкий макияж. Бабу Шуру было не узнать. Она чувствовала себя королевой…
Пусто стало в квартире после их отъезда… Не топочут маленькие ножки, не раздаётся звонкий голос Лизаветы… Грустно очень, будто жизнь остановилась…
Лиза, как и обещала, часто навещала её, привозила продукты, лекарства.
Шура видела, что она счастлива, и от этого становилось легче. Значит, всё не зря…
Как-то Шуре стало плохо, и она позвонила Лизе, попросила срочно приехать. Та примчалась очень быстро.
— Лизонька, милая, будь счастлива! И помни, что я говорила про платье, похоронишь меня в нём. А мне пора уже, Иринка ждёт…
Квартиру я тебе завещала, не продавай её, пусть будет, мало ли как жизнь сложится… Поцелуй Настасью. Я вас очень люблю, милые мои… И я счастлива, что так прожила последние несколько лет, рядом с вами, и ухожу к дочке теперь…
Баба Шура крепко держала за руку Лизу и улыбалась. Потом рука разжалась…
Лиза часто приходила на могилу к бабе Шуре, делилась всем, что происходило в её жизни. Она никогда не забудет эту прекрасную женщину с такой глубокой и доброй душой, которая изменила её жизнь…
