Аня мечтала, чтобы папа ее заметил. Он был высоким, красивым, но всегда с недовольным лицом. Уже потом, став взрослой, Аня узнала, что женился он на маме по залету, и так как был человеком честным и ответственным, не видел возможности развестись и оставить своих детей. Ну ладно мать он не любил – опять же, как Аня узнала позже, много лет у отца была любовница, медсестра Галина, которая так и прожила всю жизнь в одиночестве, дожидаясь, когда ее любовник решится на поступок. Но дети? Ведь должен человек хотя бы немного любить своих детей?
Обращаться к нему без причины было нельзя. Но Аня все равно ухитрялась сделать так, чтобы он заметил ее достижения – показывала маме дневник ровно в тот момент, когда он возвращался домой, выкладывала на видное место грамоты победителя школьной олимпиады. Как-то отец обронил, что французский – самый красивый язык. И Аня достала самоучитель, умолив учительницу по немецкому найти ей его, взамен обещая мыть пол в кабинете каждый день. У немки не было своего класса, и ее кабинет убирал дежурный, но, понятное дело, кому интересно убирать в чужом классе? Аня честно мыла пол у Марины Алексеевны до самого выпускного класса, так что они даже подружились.
Дома она стала слушать французских исполнителей – Джо Дассена, Милен Фармер, Патрисию Каас… Делала это тихо, чтобы не получить от отца взбучку, но так, чтобы он слышал французскую речь. И преувеличенно громким голосом объясняла младшим сестрам:
— Berceuse – это значит колыбельная.
Но она так и не услышала в свой адрес ни одного хвалебного слова.
Когда ей было двенадцать, ее отправили в детский лагерь, отцу на работе выделили путевку. Аня ужасно скучала и по родителям, и по сестрам. Когда поезд приближался к перрону, она выглядывала в окно, пытаясь угадать, кто ее будет встречать. Встречал отец. Она видела, как другие девочки бегут к своим родителям, широко расставив руки, и тоже так побежала, на миг забыв о том, что ее отец – другой. Она бежала к нему, чувствуя, как изнутри поднимается счастье, представляя, как он сейчас подхватит ее на руки и закружит. Но чем ближе она подбегала, тем глупее себя чувствовала. Отец стоял равнодушный и недвижимый. Конечно, он ее не обнял. Только спросил:
— Почему у тебя сандалий порван?
В девятом классе она стала писать стихи. В основном посвящала их мальчику из десятого класса по имени Игнат. У Игната было печальное лицо как у Пьеро, и мальчишки постоянно его били. Сдачи он не умел давать. Игнат ее не замечал, но Аня все равно его любила. Некоторые стихи были про родину, и одно – про отца. Про то, что он холодный как мраморная гробница и не знает, что такое любить.
Тетрадку показала отцу младшая Инга. И он сжег ее в жестяном ведре на балконе. Аня плакала, просила его оставить стихи, ведь у нее нет ни одного дубля, а она так старалась! Отец молча смотрел на нее, даже не злился, видимо, и правда, был холодным как мрамор. Наизусть Аня помнила только одно стихотворение, то самое, про папу, и теперь повторяла его по ночам, чтобы не забыть. Больше стихов она не писала.
Когда Аня залетела от одногруппника Миши, она больше всего боялась реакции отца. И сначала сказала матери, спросила совета, как лучше его подготовить. Вот тогда мать заплакала и все ей рассказала: как они ушли с отцом вместе с одной вечеринки, как она потом искала его по общежитиям меда, чтобы рассказать о беременности, как он поцеловал ее в щеку в ЗАГСе, а не в губы, как полагается.
— Но у вас же есть и другие дети, – неуверенно произнесла Аня. – Значит, не все так плохо?
Мама пожала плечами.
— Он всегда хотел сына, – сказала она.
Сына у мамы так и не получилось родить. И у любовницы Галины не получилось – тут Аня не знала, то ли та и не пробовала, то ли не могла, то ли папа ей запретил. Про любовницу мама ей и рассказала – та Галина умерла внезапно от сердечного приступа, и отец плакал. Аня так и не поверила, что отец и правда плакал, но в Галину сразу поверила – в смутных детских воспоминаниях была какая-то красивая женщина я крупной родинкой на щеке по имени Галина. Кажется, отец брал Аню на работу, когда мама лежала в роддоме, и эта Галина кормила ее пряниками.
Миша сказал, что он не готов. И Аня избавилась от ребенка. Папа так ничего и не узнал.
Училась Аня, конечно, на переводчика, в областном центре. И после истории с Мишей с парнями вела себя независимо, подчёркивая, что серьезные отношения – это не для нее. На самом деле она боялась. Боялась, что опять бросят, что опять скажут «я не готов» и так далее. А ещё боялась, что проклята – может, даже своим отцом, и вряд ли ее кто-то будет любить.
Несколько лет после выпуска она жила свободно. Встречалась, с кем хотела и когда хотела, летала с подружками в отпуск. К родителям приезжала редко – мама стала много болеть и все твердить о внуках, как будто это не она отговаривала ее несколько лет назад рожать, а отец… Отец как всегда.
Но все изменилось одним мартовским утром, когда соседка, баба Зоя, позвонила и сказала, что мама умерла. Странно, но больше всего Аню интересовало, будет ли отец плакать на маминых похоронах.
Он плакал. Но им, дочерям, не сказал ни слова.
Несмотря на то, что с мамой они почти не общались, после ее смерти Аня почувствовала в сердце такую дыру, что требовалось срочно ее чем-то закрыть. Или кем-то. И тогда она встретила Руслана.
Он был идеальным. Все время говорил ей о любви, делал дорогие подарки, познакомил с родителями и друзьями.
— Что в тебе не так? – спрашивала Аня. – Разве бывает, чтобы в тридцать лет мужчина был свободен, не обременен никакими обстоятельствами, при этом такой идеальный, как ты?
Руслан в ответ только смеялся.
Что с ним не так, Аня узнала слишком поздно, когда носила под сердцем двух мальчиков. То, что у них будут близнецы, стало ясно сразу же, как сделали УЗИ – врач показала одно бьющееся сердечко, потом другое. И примерно в это же время Аня узнала, что Руслан игрок. В завязке. Точнее, был в завязке. Но от радости предстоящего отцовства сорвался.
Сначала все шло сносно. Да, он пропадал, а вместе с ним и деньги, но потом возвращался и просил у Ани прощения, обещал, что изменится.
Ничего не менялось. За неделю до родов к ним стали ломиться какие-то парни, требовать от Руслана долг. Он обещал разобраться с этим, и после выписки из больницы первое время и правда все было хорошо. Но потом началось все заново.
Он уходил, оставляя ее без денег и без помощи. Одной справляться с мальчиками было невозможно, а обращаться за помощью к его родителям Аня стеснялась. Бывало так, что она сутками не умывалась, не меняла испачканную мальчиками одежду. Руслан приходил, плакал, просил у нее прощения. Она прощала. Или делала вид, что прощала.
Однажды Аня ушла в больницу с мальчиками, и забыла ключи. А когда вернулась, Руслан пропал. Она звонила ему, а он не брал трубку. Через три часа она замёрзла так, что не чувствовала ног. Попросила соседа выбить дверь. Он выбил. Руслан вернулся только на следующий день.
Аня простыла в тот раз и долго кашляла. А потом снова начали ломиться в дверь, требовать Руслана, говоря про долги, угрожая ей и детям. Тогда она решила – так больше жить нельзя. Аня понимала, что в родительском доме ей будет несладко, отец вряд ли ей обрадуется, а то и вообще погонит прочь. Но больше ей идти было некуда – младшая Инга жила в общежитии в другом городе, средняя Галя уехала в Болгарию с мужем. Сложив документы и вещи для мальчиков в рюкзак, Аня взяла в каждую руку по сыну и пошла, даже дверь на ключ не закрыла. Мужу оставила записку: «Не ищи меня, я подаю на развод».
Добиралась до дома электричкой, хорошо, что добрые люди по дороге ей помогали – видели, что одна с двумя младенцами. Папа выслушал ее и ничего не сказал – просто развернулся и ушел в свою комнату. Аня сдвинула кровати в детской и положила туда сыновей. То ли от дороги, то ли от незнакомой обстановки, мальчики орали всю ночь. Аня боялась, что вот-вот войдет отец и отругает ее, поэтому, даже когда они засыпали, сидела над ними, хотя глаза слипались. А еще стоило лечь, и на нее нападал кашель. Аня боялась разбудить мальчиков, и до боли сжимала зубами одеяло, чтобы приглушить кашель.
К утру она все же уснула, словно упала в глубокую яму. Проснулась оттого, что услышала чей-то незнакомый голос. Он пел песню, по типу колыбельной, но слова в ней были явно французские. «Я умерла и попала на небо?» – подумала Аня.
Но открыв глаза, никакого неба она не увидела. Та же кровать, те же стены. Один из мальчиков тихо сопит рядом. Второго нет.
Аня подскочила. В тусклом утреннем свете она увидела, как отец ходит по коридору, прижимая к груди голубое одеяльце, и поет. Она и не знала, что он умеет так красиво петь! Испугавшись, что он ее заметит, Аня тихонько отступила к кровати. Горло перехватывало, но на этот раз не от кашля.
Через полчаса отец вошел и положил мальчика рядом с братом, бережно прикрыв их сверху одеялом. Аня подняла голову.
— Спи, доча, спи.
Подушка у Ани была мокрая. Она не понимала, чего больше в ее сердце – радости оттого, что она дождалась хотя бы толики его внимания, или обиды, что этого внимания пришлось ждать так долго…
Но ответ она нашла быстро. Потому что утром отец принес из аптеки таблетки от кашля. А днем – две новые кроватки-качалки для мальчиков. Он по-прежнему почти ничего не говорил. Но когда мальчики плакали – брал одного из них на руки. И не задавал ей лишних вопросов. А когда Руслан пришел с разборками, спустил его с лестницы. По ночам он пел мальчикам колыбельные на французском, а Аня тихо ему подпевала…
